Все изображения, размещенные на данной странице, кликабельны. Чтобы увеличить изображение, кликните по нему. Чтобы вернуться в исходное состояние, кликните по значку x в правой нижней части изображения. Навигационные стрелки, расположенные в левой нижней части изображения, используются для быстрого просмотра всех изображений, размещенных на данной странице. Подписи ко всем изображениям – в тексте страницы.
РОДОВЫЕ ГНЕЗДА
Пращуры Е.Ф. Чеканова по отцовской линии с незапамятных времен проживали на северо-востоке Мологского уезда Ярославской губернии, в окрестностях реки Шексны, граничащих с Пошехонским уездом. Если обратиться к известному «Повёрстному описанию реки Шексны от Рыбинска до Белозёрска», где Рыбинск расположен на 1-й версте, то это будет территория примерно от 81-й до108-й версты, между деревнями Воятицы и Верхний Падуй. Здесь издавна располагались такие селения, как Верхнее Березово, Иерусалим, Столыпино, Борок-Лутошкино, Никольское, Кершино, Красное, Мягра, Стрёбухи, Нижний Падуй, Вайша, Копорье, Борочек-Стромилов… Поскольку административно-территориальные границы менялись, одни и те же здешние села и деревни в разное время входили в состав различных волостей – то Копорьевской, то Городецкой, то Красносельской, то Борок-Лутошкинской, то Воятицкой (а порой и в состав двух различных уездов – то Пошехонского, то Мологского).
Фамилия Чекановы для этих мест была достаточно редкой – она обнаружена нами только в Вайше и Верхнем Березове: оба этих селения входили в разное время в состав то Красносельской, то Копорьевской волостей.
По свидетельству З.И. Акимовой (урожденной Чекановой, 1930 г.р.), добрая половина ее родной деревни Вайша (иногда называли Вакша) носила фамилию Чекановы. Вот как вспоминала об этом сама Зоя Ивановна в 2019 году: «Моя родина – деревня Вайша, что в трех километрах от села Красное, в котором было 900 хозяйств, церковь. В школу мы ходили в село Ягорба. Соседние села: Пельново, Парсово (6 км.), Терино, Ягорба – все большие и с церквями. До Леушино от нас – 24 километра. В Вайше полдеревни носили фамилию Кудрявцевы, да полдеревни – Чекановы…».
Однако прапрадед Е.Ф. Чеканова, крестьянин Яков Андреевич Чеканов, как достоверно известно, большую часть своей жизни прожил не в Вайше, а в Верхнем Березове, которое располагалось неподалеку, на Глухой Шексне.
Об этой небольшой реке стоит рассказать особо.
ШЕКСНА, ГЛУХАЯ ШЕКСНА И ПРОСТЬ
В Топографическом исследовании Ярославской губернии (1794 год), в разделе «О Мологском уезде» Глухая Шексна описана как совершенно отдельная река, наравне с Шексной:
«Реки.
- Волга, течение имеет по сему уезду на 25 верст.
- Молога выходит из Новогородского наместничества и протекая сей уезд, при самом городе Мологе, впадает в Волгу; течение оной простирается верст на 80.
- Шексна выходит из Новогородского же наместничества и протекая сим уездом верст на 80, входит в Рыбинской уезд.
- Глухая Шексна, выходит из реки Шексны, и протекая верст на 25, впадает в нее же…».
Некоторые исследователи указывали, что до XVII века Шексна на 93-й версте резко поворачивала налево и, сделав петлю, у деревни Воятицы возвращалась на свою прежнюю линию – при этом поперек образовавшегося многокилометрового мыса проходила природная ложбина, по которой река в каждое половодье несла избыток воды напрямую. Постепенно эта ложбина превратилась в новый, прямой путь Шексны. Этот участок назван был «Простью», а старый подсохший рукав стал именоваться «Глухой Шексной», и произошло это, якобы, в середине XVII века, при особенно сильном течении реки.
Известный писатель-краевед XIX века Флегонт Арсеньев, выходец из этих мест, писал в 1864 году: «Вскоре мы вышли на Шексну, именно на ту ее часть, где она называется Простью. Прость – это проказы природы, прихотливое образование нового русла. Лет около ста тому назад, как рассказывает предание, тут не было реки; но пролегал очень неглубокий лог, по которому в весенние разливы было сильное проносное течение. Река же шла левее, огибала мыс верст на тридцать и, возвратившись очень близко к своему повороту, продолжала течь далее уже прямыми плесами. Время от времени действием весенних вод лог все более и более углублялся, все более и более готовился сделаться ложем реки и, наконец, приняв совершенно воды Шексны, понес их с неимоверною быстриною между своими крутыми, обрывистыми берегами. И вот этот новый канал, прорытый самою природою, почему-то начал называться Простью. Старое же русло заполоскало песком и илом, сузило до степени маленькой речки, заглушило ракитником и оно получило название глухой реки Шексны. Прость мысаста, извилиста и узка…»
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (1903 год) сообщает о Глухой Шексне и Прости следующее:
«На 93 версте от своего устья Шексна, в сравнительно недавнее время, во время весеннего разлива прорыла себе новое русло, которое носит название «Прости», чем сократила свою длину на 14 верст; старое же русло образовало левый рукав Глухую Шексну, длиной в 24 версты, которая соединяется с новым руслом на 83 версте под названием реки Маткомы, нижнее течение которой (10 верст) до размыва носило название Шексны. Глухая Шексна одинаковой ширины с Шексной, но менее глубока, по ней существует судоходство, преимущественно сплавное; она изобилует рыбой».
Но сама ли река прорыла себе новый путь? Предки Е.Ф. Чеканова по отцовской линии, издавна жившие в этих местах и передававшие старинные легенды из поколения в поколение, придерживались иного мнения: «Прость прокопал татарин».
Здесь уместно немного порассуждать о самом термине «прость». «Словарь древняго славянского языка» составленный по Остромирову Евангелию (XI век) и изданный А.С. Сувориным в 1899 году, такого слова не знает, но определяет «простость» как прямизну (а «простоту» как чистосердечие) – отсюда выводится и слово «простый» – прямой, свободный. Словарь Владимира Даля, впервые изданный в 1882 году, слово «прость» знает – этот термин расшифровывается здесь как «прямой путь». Но любопытно, что в качестве примера употребления этого слова автор словаря приводит следующий фрагмент древнерусской летописи: «князь же (Глеб) перекопа (перешеек), и потече тем рвом великая река Сухона, и оттоль зовется (то место) княже Глебова прость».
Очевидно, Владимир Даль цитирует здесь известное «Сказание… о начале Каменского монастыря», записанное в XV веке бывшим игуменом Троице-Сергиева монастыря, старцем Паисием Ярославовым. Уместно привести фрагмент этого текста (описывающего события XIV века) в более полном и точном виде: «И прииде ко острову, к Кривой Луки около два поприща, а поперек яко вержение камню. Князь же перекопа, и потече тем рвом великаа река Сухона. И крест постави ту. И оттоле зовется Княже-Глебова прость. И оттоле поиде к Вологде реки, и тамо такоже перекопа и крест постави. И оттоле завется такоже Глебова прость и до сего дне».
Из этого явствует, что русские князья, проводя свои суда по извилистым рекам и подходя к очередному изгибу, к «кривой луке», порой вручную (силами дружины или местного населения) спрямляли путь реки, перекапывая мыс рвом и называя такой новоявленный канал «простью». Можно допустить, что подобное имело место и на Шексне, но только прокопали ров в данном случае не русские, а «татары» (ордынцы). Произойти это могло после взятия Ордой города Владимира, перед битвой на Сити 1238 года, в тот момент, когда ордынцы продвигались по рекам, стремясь поскорее вступить в бой с дружинами князя Юрия Всеволодовича, и когда отряд русского воеводы Дорожа, уходя от врага по Шексне на Белоозеро, мог спровоцировать ордынцев на создание «прости».
Впрочем, эта проблема еще ждет своего исследователя…
ОКРЕСТНОСТИ ГЛУХОЙ ШЕКСНЫ
В окрестностях Глухой Шексны издавна стояло несколько деревень, в том числе: Верхнее Березово, Иерусалим, Борок-Лутошкино, Никольское, Столыпино. Все они веками, – и в гораздо большей степени, нежели другие селения Молого-Шекснинской низменности, – испытывали на себе влияние так называемого «пойменного усадебного кризиса», вызванного ежегодными половодьями. Весенняя вода затопляла деревни на неделю-две, заходя порой в устья печей; от одной деревни к другой приходилось ездить на лодках – и это несмотря на то, что все здешние селения располагались на «гривах» (самых высоких местах). Разрастаться в стороны такие деревни не могли в силу регулярных разливов; поэтому крестьянские избы теснились друг к другу – и каждый пожар был чреват катастрофическими последствиями. Но досаждали пойменным жителям не только пожары. В конце XIX века треть населения Мологского уезда ввиду постоянной опасности гибели урожая не сеяла озимых хлебов, а крестьяне в окрестностях Глухой Шексны порой не сеяли не только ржи, но и ячменя с овсом, поскольку эти культуры из-за разливов не успевали созреть.
Зато после спада воды на полях и лугах оседал в больших количествах плодородный ил-сапропель, на котором травы росли в рост человека и выше. Приспособившись к природным условиям, здешние крестьяне жили за счет покосов, продавая душистое сено на сторону в огромных количествах. Сеяли много льна; занимались заготовкой и продажей дров; значительная часть мужчин уходила на работы в «водный транспорт», т.е. в судоходство.
На правом берегу Глухой Шексны, на высокой гриве стояло село Борок-Лутошкино, бывшее в XIX веке центром одноименной волости: тут оставались сухие места даже тогда, когда Верхнее Березово и Иерусалим затопляло полностью. В 5-7 верстах от Борок-Лутошкина располагались деревни Никольское и Столыпино, в трех верстах – деревня Иерусалим. Напротив Иерусалима, через реку, на правой стороне Глухой Шексны, в четырех верстах от волостного центра стояла большая деревня Верхнее Березово (часто его называли Березовым Верхним, интонационно подчеркивая, что некогда в этих краях существовало и еще одно Березово, располагавшееся ниже).
Все эти селения еще в XVI веке входили в состав дворцовой Борковской волости Пошехонского уезда, состоявшей в непосредственном вотчинном владении Русского царственного дома. Согласно переписной книге 1646 года (переписи Ивана Яковлевича Вельяминова и подьячего Власа Михайлова), в тогдашнем Пошехонском уезде (выделившемся из Белозерского уезда в 1541 году) таких дворцовых волостей было 11. В Перечневой книге 1710 года, составленной на основе переписных книг 1678 года (переписи Ивана Владычкина) указывалось, что в Борковской волости находятся (в числе прочих): «село Борок, крестьянских 34 двора; деревня Березово, 17 дворов; деревня Ерасалим, 17 дворов» (кстати, в деревне Вайше, которая на тот момент относилась к соседней дворцовой Красносельской волости, насчитывалось тогда всего 2 двора).
1 сентября 1703 года именным указом Петра I Пошехонский уезд, в числе ряда других, был передан Олонецкой верфи, в подчинение известного всей России сподвижника императора, князя А.Д. Меншикова. Во исполнение указа уезд поставил на верфь свыше 3 тысяч человек (от каждых десяти дворов – по подводчику, от каждых пяти дворов – по работнику). Светлейший князь не забыл и о себе: согласно переписной книге земского комиссара Ивана Мещеринова, в 1719 году единственным землевладельцем в девяти волостях уезда, в том числе Красносельской, Ягорбьевской и Борковской, был Александр Данилович. В Борковской волости на тот момент числилось два села и 14 деревень, в том числе село Борок-Лутошкин, деревни Березовик и Ерусалим, в которых нетрудно опознать всё те же селения, расположенные на Глухой Шексне.
После ареста Меншикова в 1727 году и последующего возврата в казну всех его имений туда же вернулись и дворцовые пришекснинские волости; однако уже в 1742 году новая императрица Елизавета Петровна, награждая своих лейб-компанцев за участие в дворцовом перевороте, пожаловала Верхнее Березово (как и многие другие бывшие меншиковские имения) в вечное пользование и потомственное владение своему гвардейцу, бывшему гренадеру Преображенского полка Григорию Ножевникову, во мгновение ока ставшему не только потомственным дворянином, «армейских полков капитаном и лейб-компании вице-капралом», но и помещиком, пусть и мелкопоместным.
Не знавший грамоты Григорий Прокопьевич прожил десять лет в свое удовольствие, а в конце 1760-х годов деревня досталась его сыну от первого брака, капитану Дмитрию Ножевникову. Еще через несколько лет Верхнее Березово перешло во владение второго сына, секунд-майора Марка Ножевникова, но уже в начале 1780-х годов было вновь отписано в казну.
В конце XVIII века в Борок-Лутошкине была воздвигнута каменная церковь во имя Святой Живоначальной Троицы, где находилась особо чтимая икона Божией Матери «Троеручицы», обретенная, по преданию, здесь же, на Глухой Шексне, после очередного спада весенней воды (ныне икона находится в храме Иверской иконы Божией Матери в г. Рыбинске). В начале XX века приход этой церкви состоял из 470 жителей села Борок-Лутошкино, 680 жителей деревни Верхнее Березово и 260 жителей деревни Иерусалим. В селе действовала земская школа, трижды в год проводились ярмарки местного значения. До уездного центра, города Мологи, отсюда было 40 верст; до Рыбинска – 80 верст.
В 5-7 верстах от Борок-Лутошкина стояли деревни Никольское и Столыпино. О последней среди крестьян ходили слухи, что она принадлежала самому премьер-министру Российской империи, но архивные документы свидетельствуют, что Столыпино сначала было вотчиной полковника П.Д. Бестужева-Рюмина, затем графа А.И. Мусина-Пушкина, а затем дочери Алексея Ивановича, княгини С.А. Шаховской. В 1918 году Столыпино было переименовано в Тургенево.
Деревня Иерусалим, по утверждению известного ярославского общественного деятеля и краеведа Семена Мусина-Пушкина, была на рубеже XIX-XX веков тайным центром секты «бегунов» («странников» беспоповского толка, филипповского согласия). Эти сведения косвенно подтверждаются опубликованными в советское время воспоминаниями Валентины Крыловой, работавшей в 1928-1930 гг. учительницей Верхне-Березовской школы.
ВЕРХНЕЕ БЕРЕЗОВО: ДВЕ ВОТЧИНЫ В ОДНОЙ ДЕРЕВНЕ
Как было сказано выше, деревня Верхнее Березово в начале 1780-х годов из помещичьей вновь стала дворцовой; однако крестьянскую реформу 1861 года она встретила, будучи поделенной на две вотчины: «барскую» и «казенную». Почему так произошло, история умалчивает, – но записанные воспоминания это подтверждают. Даже спустя несколько десятилетий после реформы бывшие казенные крестьяне отделяли себя от бывших крепостных.
Уклад жизни у крестьян одной и той же деревни, но двух разных вотчин, был и в самом деле различен. Помещичьи крестьяне издревле ходили на барщину, а у казенных жизнь была иная. Они считались государственными крестьянами, живущими на землях казны, были лично свободными, всегда могущими получить паспорт и отправиться в неземледельческий отход, – что и делали на протяжении нескольких веков, уходя на всю навигацию на Шексну и Мологу: бурлаками, «коноводами», «командирами», «шкипарями», «парохоцкими лоцманами», водоливами, матросами, грузчиками и т. д. Заботы по хозяйству полностью ложились при этом на женщин, стариков и детей. Эта практика сформировала разные стереотипы поведения у крестьян двух разных вотчин: «казенные» были более образованными и продвинутыми, вели себя вольнее, нежели «барские». В итоге к моменту отмены крепостного права в Верхнем Березове жили уже несколько поколений крестьян, не знающих, что такое помещичий гнет, грамотных, деятельных, с независимым нравом. К числу таких людей относились и предки Е.Ф. Чеканова по отцовской линии.
ИЗ КОМЛЕВЫХ – В ЧЕКАНОВЫ
Архивных генеалогических изысканий рода Чекановых не проводилось; большинство сведений о фамильных истоках почерпнуто из записанных Е.Ф. Чекановым рассказов его отца, Ф.М. Чеканова; многие утверждения на эту тему носят предположительный характер и нуждаются в уточнении. И все-таки эти сведения вкупе с информацией, имеющейся в материалах Всероссийской переписи 1897 года по Мологскому уезду и в исповедных росписях прихода села Борок-Лутошкино, позволяют кое-что утверждать с немалой степенью уверенности.
Семейная легенда Чекановых (которой нет оснований не доверять) гласит, что фамилия «Чоканов» (с четко произносимым «о» в первом слоге вместо нынешнего «е» и с ударением на последнем «о») появилась в роду внезапно: во время какой-то переписи населения двое братьев Комлевых (такова, согласно легенде, была первичная, «уличная» фамилия мужчин этого рода) вдруг пожелали перемен. Один из них почему-то захотел записаться «Чокановым», а другой – «Пугачёвым».
Оставляя пока в стороне ветвь Пугачевых, попробуем разобраться, кто именно из предков Е.Ф. Чеканова мог сменить (и сменил) фамилию. Оказывается, такой человек в роду был – это Чеканов Андрей Иванович, «крестьянин из государственных», проживавший на момент Всероссийской переписи 1897 года в деревне Верхнее Березово Копорьевской волости Мологского уезда Ярославской губернии.
На дату переписи ему было 70 лет от роду (то есть родился он около 1827 года), и у него была жена Чеканова Парасковья Степановна, 67 лет (то есть родившаяся около 1830 года). Он был грамотный, она неграмотная, оба занимались земледелием. С ними жила дочь Авдотья Андреевна Чеканова, девица 25 лет (то есть родившаяся около 1872 года), неграмотная.
Если сравнить вышеприведенные данные с исповедными росписями села Борок-Лутошкино и поискать в этих документах интересующее нас лицо, то мы обнаружим в итоге следующую информацию. Комлев Андрей Иванович (род. ок. 1828 г.) в исповедных росписях церкви села Борок-Лутошкино Мологского уезда за 1841 г. упомянут в возрасте 13 лет. В росписях за 1862 г. перечислен в последний раз. В переписных листах Первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. по деревне Березово Мологского уезда сведений о нем и его семье не имеется (ГКУ ЯО ГАЯО. Ф.230. Оп.2. Д.60. Л.1405, Оп.2. Д.5671. Л.882об.). Жена Андрея Ивановича, Комлева Прасковья Степановна (род. ок. 1831 г.) в исповедных росписях церкви села Борок-Лутошкино Мологского уезда за 1850 г. упомянута в возрасте 19 лет. В росписях за 1862 г. перечислена в последний раз (ГКУ ЯО ГАЯО. Ф.230. Оп.3. Д.570. Л.1275, Оп.2. Д.5671. Л.882об.).
Очень похоже, что это одни и те же люди, одна и та же семья! Представляется, что этой семьи Комлевых нет во Всероссийской переписи (в ней есть пять семейств Комлевых, живших в Верхнем Березове – и ни одно из этих семейств не подходит под наше описание), поскольку глава семьи (в 13-летнем своем возрасте числившийся Комлевым) и его жена (в 1852 году также числившаяся Комлевой), оба в 1862 году еще раз письменно названные (видимо, по оплошке) Комлевыми, на самом деле уже в 1861 году, во время крестьянской реформы, сменили фамилию, став вместо Комлевых – Чекановыми.
Опровергнуть эту гипотезу могли бы только исповедные росписи прихода Борок-Лутошкино, если бы в этих росписях до 1861 года нашлись некие Андрей Иванович и Прасковья Степановна Чекановы, муж и жена, примерно того же возраста.
Пока же такого опровержения нет, можно взять за основу дальнейших рассуждений именно эту версию: поменял фамилию Андрей Иванович Комлев.
ЛИНИЯ ПУГАЧЕВЫХ
Тому, кто критично отнесется к версии о смене фамилии Андреем Ивановичем Комлевым, видимо, нужно будет осмыслить и информацию о его брате, взявшем фамилию Пугачев. Если семейная легенда Чекановых говорит правду, то в архивах должна найтись информация о некоем Комлеве, который присутствовал в исповедных росписях прихода села Борок-Лутошкино, но затем оттуда исчез, возвратившись во Всероссийскую перепись 1897 года уже Пугачевым.
Из «Архивной справки о Рябковых и Комлевых», составленной в свое время по запросу протоиерея А. Рябкова и выложенной последним в июле 2012 года в свободный доступ на интернет-форуме Ярославского историко-родословного общества, следует (на наш взгляд), что на эту роль более всего подходит некий Иван Иванович Комлев, родившийся около 1823 года и живший со своей женой Ольгой Лаврентьевной в деревне Верхнее Березово. Если у известного нам Андрея Ивановича Комлева действительно был родной брат Иван Иванович, постарше года на четыре, и если этот брат вместе со своей женой Ольгой Лаврентьевной проявились где-то в документах (например, в листах Всероссийской переписи 1897 года по какому-либо региону Ярославской губернии) уже как семья Пугачевых, то этот факт подтвердит нашу версию.
К сожалению, в материалах переписи 1897 года по деревне Березово Копорьевской волости Мологского уезда информации о супругах Пугачевых, носящих вышеуказанные имена и отчества, нам обнаружить не удалось. На дату переписи в Верхнем Березове жила только одна семья с такой фамилией – некий Степан Андреевич Пугачев (примерно 1848 г.р.), его супруга Марья Николаевна (на 10 лет моложе мужа), трое их малолетних сыновей и одна дочь. Правда, переписной лист С.А. Пугачева расположен рядом с переписным листом А.И. Чеканова, что (на наш взгляд) указывает на родственную связь этих людей; но ничего более определенного на сей счет пока что сказать нельзя.
Из опубликованных источников известно, что в годы Первой мировой войны верхне-березовец Василий Пугачев служил комендором на одном из линкоров военно-морского флота Российской империи, сразу же после Октябрьского переворота 1917 года записался в Красную Армию, в составе отряда верхне-березовских фронтовиков уехал в Череповец, потом в Вологду, был ранен под Архангельском, попал в плен к англичанам, сумел бежать из концлагеря Мудьюг… Судя по всему, это был Василий Степанович, сын Степана Андреевича, примерно 1891 года рождения. Но установить степень возможного родства семьи С.А. Пугачева с семьями кого-то из березовских Комлевых за давностью времени не представляется возможным.
ВАЙША – ИЛИ ВЕРХНЕЕ БЕРЕЗОВО?
Если мы предполагаем, что прапрапрадедом Е.Ф. Чеканова действительно является Андрей Иванович Комлев, в 1861 году ставший Андреем Ивановичем Чекановым, – сам собою возникает вопрос: а где родился Андрей Иванович? И где родился и жил его отец, пока неведомый нам крестьянин Иван Комлев, родившийся (очень приблизительно) либо в первом десятилетии XIX века, либо в самом конце XVIII века?
Всероссийская перепись 1897 года находит в Верхнем Березове только два двора Чекановых – Андрея Ивановича и его сына Якова Андреевича. В соседних селениях Чекановых нет вообще… кроме близлежащей деревни Вайши. В 1897 году в Вайше насчитывалось семь семейств Чекановых, порой довольно многочисленных. А к началу 30-х годов, по свидетельству З.И. Акимовой, эту фамилию носила уже добрая половина жителей данной деревни.
Это позволяет предположить, что Андрей Иванович Комлев (Чеканов), хотя и указавший при переписи, что он родился «здесь» (читай – в Верхнем Березове), все-таки мог родиться не в этой деревне, а в той же Вайше – и затем отселиться от «вайшинского куста», переехать в Верхнее Березово и пустить там корни. А затем, в 1861 году, когда вся вайшинская родня во время проведения крестьянской реформы записалась Чекановыми, последовать примеру родни.
Или родиться в Вайше мог его отец Иван Комлев…
Впрочем, это уже из области чистых догадок. Возможно, Чекановы из Вайши – просто однофамильцы Чекановых из Верхнего Березова.
ЯКОВ АНДРЕЕВИЧ ЧЕКАНОВ
В том, что прапрадедом Е.Ф. Чеканова был Яков Андреевич Чеканов, нет никаких сомнений: имеются воспоминания об этом человеке, полученные из нескольких источников, есть данные Всероссийской переписи, совпадающие с данными воспоминаний…
Итак, на 28 января 1897 года в деревне Верхнее Березово проживал 45-летний (то есть родившийся около 1851 года) хозяин собственного двора Яков Андреевич Чеканов, «из государственных крестьян», родившийся в этой же деревне, православный, грамотный (обучившийся грамоте частным образом, не ходя в школу). Основным своим занятием он указал земледелие, но в графе «Побочные занятия» указано: «столяр», что полностью согласуется с воспоминаниями потомков об этом человеке.
Кроме того, в следующей строчке, под словом «столяр» указано еще и «мастер» либо сокращенное «мастеровой». Почему понадобилось писать это слово, нам неизвестно. Эта проблема требует специального исследования.
В данных переписи указано, что женой Якова Андреевича является Екатерина Семеновна Чеканова, одного с ним возраста, также родившаяся в Верхнем Березове, православная, неграмотная. В графе «Побочные занятия» у нее указано «тканье холстов» (что применительно к женщинам из этих мест встречается в переписных листах очень часто).
Указано, далее, что у супругов имеется четверо детей – два сына и две дочери. Первый сын – Андрей Яковлевич, 22 лет (то есть родившийся около 1874 года), православный, грамотный (обучившийся грамоте также частным образом, у одного из крестьян). Основным его занятием указано земледелие, в графе «Побочные занятия» указаны «рубка леса, возка дров» (что применительно к мужчинам из этих мест встречается в переписных листах также очень часто). На дату переписи Андрей Яковлевич был уже женатым человеком (хотя еще и не отселившимся от отца, живущим со своей женой в отцовской избе, «при отце»). В перепись внесена и жена Андрея Яковлевича (невестка Якова Андреевича), Аграфена Афанасьевна Чеканова, одного с мужем возраста, крестьянка «из государственных», православная, неграмотная. Об этой женщине пойдет речь впереди; здесь же мы можем упомянуть, что ее девичья фамилия – Веселова.
Второй сын Якова Андреевича – Александр Яковлевич, на дату переписи 19-летний (то есть родившийся около 1877 года), холостой, православный, грамотный (обучавшийся один год в земской школе). Об этом человеке нам более ничего не известно (кроме того, что односельчане, вспоминавшие семью Якова Андреевича и точно называвшие всех его детей, Александра не называли, – что заставляет предположить его раннюю кончину).
Первая дочь Якова Андреевича, Авдотья Яковлевна, на дату переписи 9-летняя (то есть родившаяся около 1887 года), православная, грамотная (проучившаяся один год в местной церковно-приходской школе), жила в тот момент, естественно, «при родителях», как и вторая дочь Пелагея Яковлевна, на дату переписи 6-летняя (то есть родившаяся около 1890 года) – та самая Пелагея, которая в свое время выйдет замуж за Михаила Берсенева (по уличному – за «Мишу Курицына») и уедет с ним в рыбинское село Ермаково.
Изучая данные переписи о семье Якова Андреевича Чеканова, нельзя не отметить слишком большой временной разрыв между рождением двух первых его детей – и двух последующих. Этот разрыв составляет десять лет, что для тогдашней русской деревни – явление странное. Кроме того, сначала у этого человека рождаются только сыновья, а через десять лет – только дочери. Воспоминания потомков добавляют неясностей: подшучивая, о Якове Андреевиче говорили, что он, де, «женился на вдове только из-за высокого места, на котором стоял ее дом». Всё это наводит на мысль, что Яков Андреевич, возможно, был женат дважды – и что первые его дети были рождены не Екатериной Семеновной (если она была той самой «вдовой»), а другой женщиной – возможно, рано умершей.
Есть и другие, доселе непроясненные места в биографии этого человека. Все воспоминания говорят о том, что он был единственным столяром в деревне – и в своей мастерской, устроенной в подвале дома, делал не только оконные рамы и сани, но и деревянные прялки, обеспечивая ими всю деревню (а скорее всего – и окрестные селения). Но где он этому научился?.. у кого? Мало того, воспоминания говорят еще и о том, что он умел в той же своей мастерской кустарным образом изготавливать из бывших в употреблении винтовок – охотничьи ружья-«фроловки» (высверливал нарез). Подобные навыки Яков Андреевич уж никак не мог получить в Верхнем Березове. Но где именно он их приобрел?.. в какой период своей жизни?
Из воспоминаний известно, что этот человек был не только грамотным, но еще и культурным – имел собственный фотоаппарат, выписывал на дом журнал «Нива» (вся светелка в избе была забита этими журналами – и если кто-то из внуков пытался употребить их на раскурку, то бывал дедом строго наказан). Кроме того, и потомки, и односельчане этого человека говорят в один голос, что он был однажды то ли писарем, то ли заседателем в волостном исполкоме (надо полагать, в Копорьевском).
Вышесказанное не только наводит на мысль о том, что Яков Андреевич отличался от других мужчин деревни, но и позволяет предположить, что часть своей жизни он провел вдали от Верхнего Березова. К сожалению, фамильная история Чекановых об этом пока ничего не знает…
По воспоминаниям потомков, Яков Андреевич был небольшого роста, но очень широким в плечах мужчиной, степенным и рассудительным, никогда не ругавшимся бранными словами (даже слово «черт» не употреблял), не терпящим никакого «баловства» (когда сын Андрей захотел выучиться играть на гармонии и сам начал было ее мастерить, отец собственноручно сломал заготовку).
Зато он самым серьезным образом относился к оружию – охотничьих ружей у него было несколько. Очень любил охотиться, и в воскресенье (уборка ли, косьба ли) обязательно шел в лес на охоту. В избе на стенах висели картины, посвященные охоте – на льва в Африке и на тигра.
Согласно семейной легенде, во время строительства новой избы (построенной рядом со старой избой «вдовы», на высоком месте) Яков Андреевич уже сложил в срубе шесть венцов, когда зашедший внутрь сруба урядник стал укорять хозяина, что тот, де, «не по закону строится». В ответ хозяин взял урядника одной рукой за шиворот, а другой за портки – и одним махом выбросил за пределы сруба. После этого «полета над шестью рядами» урядник пошел жаловаться, а затем к Якову Чеканову пришли с претензиями представители местной власти – но поскольку у хозяина была «бумага» (разрешение на строительство), инцидент на этом оказался исчерпанным.
О немалой физической силе Якова Андреевича ходили и другие легенды (за канат перетягивал пятерых парней; в одиночку поставил «на попа» тяжелую бочку с дегтем, которую не могли осилить двое).
Прожил прапрадед Е.Ф. Чеканова около 70 лет. Последние год или два своей жизни он доживал в доме у дочери Пелагеи, поскольку не мог ужиться с сыном Андреем из-за дурного характера последнего – то есть был вынужден покинуть свой собственный дом. Очевидно, супруга его к тому времени уже скончалась. Похоронен был Яков Андреевич Чеканов, надо полагать, в деревне Ермаково Рыбинского района, около 1920 года.
АНДРЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ ЧЕКАНОВ
Андрей Яковлевич Чеканов, прадед Е.Ф. Чеканова по отцовской линии, родился около 1874 года в деревне Верхнее Березово Борок-Лутошкинской волости Мологского уезда. Он был старшим ребенком в семье крестьянина Якова Андреевича Чеканова; с детства, подражая отцу, столярничал; в молодости выучился в Рыбинске на «командира» речных судов – и с той поры каждым летом уходил на Шексну в навигацию, нанимаясь то на один пароход, то на другой, проводя караваны судов из Рыбинска в Белое озеро.
— На «Лихой» не пойду, – говаривал он, – ребятишки задразнят: «Пароход Лихой, командир плохой».
С молодых лет обладал очень вспыльчивым характером; постоянно бранил и притеснял домашних; примерно в 1895 году женился на Аграфене Афанасьевне Веселовой («Груньке») из Верхнего Березова. Пошли дети: сын Иван Андреевич (примерно1896 – 1932 гг.), сын Михаил (1905 – примерно 1977 гг.), дочь Мария (примерно 1907 – 1967 гг.), дочь Анна (примерно 1909 г.р.), сын Николай (примерно 1911 – 1967 гг.).
Как и его отец, Андрей Яковлевич изготавливал в подвальной мастерской деревянные прялки на заказ. Долго не хотел вступать в колхоз; а когда наконец вступил в 1934 году, работал в родной деревне кузнецом.
В 1936 году, после объявления о будущем затоплении Молого-Шекснинского междуречья, начал подыскивать новое место для жительства. Осенью 1939 года переселился в рыбинский поселок Копаево, перевезя туда вместе с сыновьями новый дом из «затопляемой зоны», оставив одряхлевший отцовский дом на дне будущего рукотворного моря (от своего отца Андрей Яковлевич, судя по всему, никогда не отселялся, собственной избы не построил, всё время жил с женой и детьми в отцовском доме – в том самом доме, из которого ушел жить к дочери под старость его отец).
Скончался А.Я. Чеканов в Копаево в 1943 году от старости и болезни желудка.
ЛИНИЯ ВЕСЕЛОВЫХ
Прабабушка Е.Ф. Чеканова по отцовской линии, Аграфена Афанасьевна Чеканова (урожденная Веселова), происходила из бедной крестьянской семьи (муж, Андрей Яковлевич, вспоминая их женитьбу, часто пенял ей: «У меня была лаковая тужурка и часы – а у тебя что?»). Род Веселовых издавна гнездился в той же деревне Верхнее Березово.
Первым известным представителем этого рода был, предположительно, крестьянин Евсей Веселов (примерно 1830 г.р.), по его имени всех его потомков в деревне звали «Евсиными». У его сына, Афанасия Евсеевича (примерно 1850 г.р.) было как минимум трое детей: дочь Аграфена Афанасьевна (примерно 1874 – 1948 гг.), сын Николай Афанасьевич (примерно 1880 г.р.) и дочь Мария Афанасьевна (вышедшая впоследствии замуж за некоего Круглова).
Около 1895 года Аграфена Афанасьевна вышла замуж за Андрея Яковлевича Чеканова, с которым прожила всю жизнь, вырастив пятерых детей: Ивана, Михаила, Марию, Анну, Николая.
У Николая Афанасьевича был сын, Николай Николаевич Веселов, примерно 1900 г.р., товарищ молодых лет Михаила Андреевича Чеканова. Он работал конюхом в деревне Верхнее Березово, в конце 20-х годов был секретарем местной комсомольской ячейки. В 1924 году женился на Павле Крыловой, старшей сестре Парасковьи Николаевны Крыловой (бабушки Е.Ф. Чеканова по отцовской линии).
МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ ЧЕКАНОВ
Михаил Андреевич Чеканов, дед Е.Ф. Чеканова по отцовской линии, родился в 1905 году (предположительно, 21 ноября, в Михайлов день) в деревне Верхнее Березово. Осенью 1913 года пошел в Верхне-Березовскую 4-классную церковно-приходскую школу, где был у учителей на первом счету. Окончив в 1916 году школу с похвальной грамотой, лелеял мечту о гимназии, но отец, Андрей Яковлевич, не позволил этой мечте осуществиться (скорее всего, просто не имел для этого средств).
Михаил с детства учился у отца столярному делу; плел корзины, собирал грибы и возил их в Рыбинск на продажу. В юношестве полюбил чтение, часто посещал «народную библиотеку» в Воятицах, где советская власть, конфисковав книги у зажиточных крестьян, устроила общественную читальню. Читал газеты, слушал радио, играл роли в пьесах, которые ставил деревенский драмкружок (во время исполнения одной из таких ролей в него и влюбилась будущая жена). Был в числе создателей первой ячейки комсомола в Верхнем Березове, образовавшейся в 1919 году стихийно, под влиянием общественных настроений.
С помощью деревенского мастера сапожного дела выучился шить кожаную обувь, стал брать заказы на шитье хромовых сапог. В 1924 году уехал из деревни в Ленинград и поступил на обувную фабрику, изготавливавшую дамские туфли на экспорт. Вернувшись около 1926 года в Верхнее Березово, вскоре женился на Парасковье Николаевне Крыловой из этой же деревни.
В 1928 году молодожены уехали в Сибирь, где у них через год родился сын Феликс.
В Сибири Михаил с Парасковьей жили в деревне Свиньино Голышмановского района Омской области. Около года глава семьи работал в районном отделе милиции, а затем ушел оттуда и стал работать в местной столовой, по торговой части. Парасковья Николаевна всё это время сидела дома с ребенком.
В 1931 году супруги вернулись в ярославские края – но не в Верхнее Березово, а в село Мышкино (такой статус имел с 1927 года небольшой волжский город Мышкин), где в то время жил старший брат Михаила, Иван Андреевич Чеканов. Глава семьи работал столяром в мастерской при сельскохозяйственном техникуме, а супруга – на местном маслозаводе. Через два года Чекановы вновь переселились, на этот раз – в Рыбинск, где Михаил Андреевич устроился столяром в гавань на реке Черемухе. Семье дали комнату в общежитии на углу улицы Братства и улицы Металлистов.
В конце 1938 года М.А. Чеканов был призван на действительную военную службу и осенью 1939 года принял участие в так называемом «Польском походе Красной Армии».
В октябре того же года подал командованию рапорт с просьбой о демобилизации (чтобы помочь старику-отцу переселиться) – и вскоре был уволен в запас. Вернувшись на Верхнюю Волгу, вместе с отцом и братом Николаем перевез из «затопляемой зоны» в рыбинский поселок Копаево новый дом, где вскоре поселился и сам вместе со своей семьей.
Осенью 1941 года был вновь призван в действующую армию. Служил рядовым в Ярославле, в парковой батарее полка ПВО, с 1944 года – в Каунасе; в мае 1945 года был демобилизован. В сентябре того же года скончалась от болезни легких его супруга, Парасковья Николаевна.
Осенью 1946 года Михаил Андреевич вместе с сыном уехал в Алтайский край, поселившись в деревне Устьянке Бурлинского района. Работал инструктором по трудовому обучению в местном детском доме. В 1947 году познакомился с Анастасией Романовной Хрипачевой, работавшей весовщицей в Новосибирске, – и несколько лет вместе с новой женой и ее дочерью от первого брака прожил в Устьянке. После этого семья переехала в город Бугульму, где Михаил Андреевич работал в воинской части столяром.
В начале 50-х годов вместе с семьей вернулся в ярославские края. Некоторое время Чекановы жили в деревне Милюшино Рыбинского района, затем переехали в местечко Дивная Гора под Угличем. Осенью 1954 года уехали в Сибирь, в город Кемерово, где жил брат Анастасии Романовны. В Кемерове Михаил Андреевич трудился инструктором по трудовому обучению в Боровушинском детском доме для детей-блокадников, недалеко от шахты «Бутовская».
В 1956 году, скооперировавшись с сестрой Марией, купил неподалеку от города Пошехонье-Володарска дом на берегу реки Соги (так называемый «хутор», оставшийся от бывшей владельческой усадьбы Кучино, принадлежавшей до Октябрьского переворота 1917 года пошехонскому купцу Фоме Шалаеву).
Затем на несколько лет вместе с семьей уехал в деревню Свинариху Пошехонского района, вернувшись на хутор лишь летом 1960 года.
В середине 70-х годов помог сыну построить в городе Пошехонье-Володарске собственный дом из леса-кругляка, руководя всем процессом строительства.
Скончался в конце 70-х годов на хуторе Кучино. Похоронен на кладбище села Федоринское Пошехонского района.
ЛИНИЯ КРЫЛОВЫХ
Бабушка Е.Ф. Чеканова по отцовской линии, Парасковья Николаевна Чеканова (урожденная Крылова) происходила из семьи, считавшейся при советской власти «середняками» (у них была лошадь, три коровы, поросенок и куры). Этот род издавна гнездился в деревне Верхнее Березово, принадлежа к казенной вотчине.
Первым известным представителем этого рода был крестьянин Иларион Крылов, примерно 1825 г.р. У его сына, крестьянина и скупщика сена Кузьмы Иларионовича Крылова (примерно 1842 – 1900 гг.) и его супруги Парасковьи Егоровны (бывшей на год моложе мужа) было как минимум трое сыновей: по старшинству – Василий (примерно 1863 г.р.), Николай (примерно 1867 – 1929 гг.) и Андрей (примерно 1879 г.р.), а также дочь Мария (примерно 1859 г.р.).
У Николая Кузьмича Крылова и его супруги Марии Андреевны (примерно 1848 – 1930 гг.) было семеро детей: по старшинству – Иван (примерно 1889 г.р.), Василий (примерно 1892 г.р.), Александр (примерно 1894 – 1914 гг.), Евдокия (примерно 1900 – 1921 гг.), Анна (примерно 1902 г.р.), Павла (1904 г.р.), Парасковья (1909 – 1945 гг.). Все они (по дедушке Кузьме) носили деревенское прозвище «Кузины»; все трое сыновей Николая Кузьмича воевали на фронтах Первой мировой войны.
Парасковья Крылова посещала Верхне-Березовскую 4-классную церковно-приходскую школу около двух лет, затем «сидела в няньках» у старшего брата Ивана (служившего ранее в полицейском управлении Петрограда и спасшегося во время Февральской революции от расправы с помощью друга-земляка, революционного солдата-волынца Ивана Чеканова). В молодые годы увлекалась чтением, ее любимой героиней была пушкинская Татьяна Ларина. В 1927 году против воли отца и старшего брата вышла замуж за Михаила Андреевича Чеканова – «самоходом», без венчания в церкви.
В 1928 году Парасковья Чеканова вместе с мужем уехала в Сибирь, где в 1929 году родила сына Феликса. Вернувшись в начале 30-х годов на Верхнюю Волгу, жила с семьей в селе Мышкине, городе Рыбинске и рыбинском поселке Копаеве.
В конце 30-х годов заболела туберкулезом легких и многие годы безуспешно лечилась от этого заболевания.
В 1942 году родила дочь Галю, которая через год умерла, поскольку у матери не было молока.
В начале сентября 1945 года П.Н. Чеканова скончалась. Похоронена на кладбище в деревне Семеновское близ Копаева.